Шутки в сторону - Владимир Горбань

– Безусловно.

– Я не о том, – взгляд незнакомца продолжал напряженно исследовать углы, стены и потолок прихожей. – Вы гарантируете мне, что нас сейчас не подслушивают?

Лицо Чулкова вмиг сделалось настолько удивленным и вместе с тем наивным, даже глупым, что солидный мужчина немного успокоился.

– Я, понимаете, занимаю очень высокий и ответственный государственный пост… Меня знают и ценят в Кремле… Хотя, вам об этом и не следовало бы знать… Короче говоря, строго между нами, я надеюсь, что вы понятливый человек, – незнакомец грозно взглянул на Чулкова, – я хотел бы купить у вас весьма… Весьма пикантный цикл снов.

– Я к вашим услугам.

– Мне нужны ужасы. Да, да, не удивляйтесь, ужасы. И чем ужаснее будут ужасы, тем лучше. У вас есть подобный товар?

– Да, конечно.

– Тогда я беру все, что касается ужасов и садо – мазохизма, – солидный мужчина достал из внутреннего кармана солидного пиджака весьма солидный кошелек. – Сколько с меня?

Чулков задумался. С одной стороны, с такого солидного и явно не бедного человека, возможно, дипломата, министра или депутата Госдумы брать деньги не разумно. Если войти в дружбу, опереться на его связи… Связи важнее денег… Но, с другой стороны, с кого же тогда брать, как не с обладателя тугого кошелька? С солидного человека можно и содрать побольше… За солидность. Хотя, конечно, связи важнее…

– Так сколько вы хотите?

– Двести! – выпалил Чулков.

Незнакомец раскрыл кошелек, достал пачку долларов, перетянутых тонкой резинкой, вытащил из нее две стодолларовые кредитки, положил их на тумбочку и мгновенно исчез.

С парня лет двадцати восьми, носатого и длинноволосого за научно – фантастические сны Чулков слупил триста целковых. На полноватой даме бальзаковского возраста, интересующейся снами на английском, немецком, французском, испанском, итальянском и еще двух десятках иностранных языков, инженер заработал пятьсот рублей. Мультяшные сны двум школьницам – близняшкам Чулков уступил за тысячу двести.

Поток покупателей еще долго не прекращался. Люди приходили, покупали сны и тут же таинственно исчезали. Каждый раз Чулков набавлял цену, но никто не скупился.

Ближе к обеду в квартиру инженера влетел запыхавшийся молодой человек в джинсовом костюме. Выглядел он весьма деловито.

– Вы Чулков?

– Он самый.

– Сны продаете?

– Продаю.

– Оптом или в розницу?

– Как вам будет угодно.

Молодой человек недоверчиво взглянул на Чулкова. Такая покладистость продавца показалась ему весьма подозрительной.

– И оптом тоже?

– Что предпочитаете смотреть? – инженер уже научился торговаться и вел себя весьма уверенно.

– Я? Я сам ничего не смотрю.

– Странно.

– Ничего странного. Я владелец видео проката, предприниматель средней руки. Сам ничего не смотрю. За три года мне это кино вот уже где, – молодой человек рубанул ладонью по кадыку, – а вот для моих клиентов… Сколько вы хотите?

– А какие сны вас интересуют?

– Я бы взял все, что у вас имеется. Но по оптовой цене.

Чулков растерялся. Сколько у него осталось снов, он не знал. Очевидно, немного. Но и прогадать ему не хотелось.

– Три тысячи! – загнул инженер.

– Две! – мгновенно парировал бизнесмен средней руки.

– Две восемьсот, – чуть подумав, сбавил цену Чулков.

– Две двести, – нехотя набавил молодой человек.

– Две семьсот!

– Две триста!

– Две шестьсот!

– Две четыреста!

– Две пятьсот! – одновременно рявкнули инженер с бизнесменом. Они стояли друг напротив друга, оба раскрасневшиеся и взбудораженные от проведения торгов.

– По рукам! – взвизгнул бизнесмен.

– По рукам! – взвизгнул инженер.

Расплатившись мелкими, большей частью ветхими и помятыми купюрами, оптовик испарился из квартиры Чулкова.

Последним, кто посетил инженера, был один весьма нервный тип. Он совсем недавно переквалифицировался из телерепортеров в кинодраматурги. Такие типы, как он, опаздывают всегда и всюду. Потому, как являются типами чересчур творческими и амбициозными.

– Как больше нет?! Ни одного сна?! – театрально заламывал он пальцы. – Я вас абсолютно не понимаю!

– Продано, – тупо повторял Чулков, – все уже продано, стараясь вытолкать из прихожей весьма нервную натуру за дверь.

– Как продано?! Кому продано?! Почему продано?! – бесновался киносценарист и упорно не желал покидать чулковскую жилплощадь. – Я вас решительно не понимаю! Это форменное безобразие! Я буду на вас жаловаться в союз кинематографистов!

Никакие доводы Чулкова творческую личность не устраивали. Бросив брать на арапа, он принялся верноподданно целовать Чулкову руку. Потом упал на пол и принялся в истерике кататься по прихожей, загородив своим мясистым телом проход к двери.

Потом киносценарист неожиданно предложил Чулкову десять тысяч рублей за один сон. У инженера от жадности задрожали коленки, и на лбу его выступила холодная липкая испарина. Но кинодраматург тут же удвоил цену. Потом утроил, удесятерил ее. Чулков был близок к обморочному состоянию. Он отчетливо понял, что страшно продешевил со своими снами, что больше продать ему нечего, что он упустил тот великолепный шанс, о котором ему поведала старуха.

А кинодраматург продолжал умолять инженера, продолжал сулить огромные деньги, стращать рэкетом, порчей и союзом кинематографистов. Эта бурная эмоциональная сцена, длившаяся довольно долго, наконец – то их обоих довела до предынфарктного состояния и окончательно выбила из сил. Кинематографист вдруг замолчал, взор его, до того пылающий неистовым огнем, потух, да и сам он как – то резко обмяк. Он поднялся с пола, небрежно отряхнул штаны и покинул квартиру Чулкова, злобно хлопнув на прощанье дверью.

Конец ознакомительного фрагмента.